Я настаиваю, что евреи сделали для цивилизации человека больше чем любая другая нация. Автор этого очерка, вероятно, принадлежит к тем, кому менее всего пристало рассуждать о еврейской культуре — я не говорю и не пишу ни на одном из еврейских языков, не имею никакого формального гуманитарного, искусствоведческого или, как говорят, культурологического образования. Все, что мне известно о еврейской культуре — результат доморощенного то есть буквально — выращенного в домашних условиях самообразования на почве русскоязычной и англоязычной литературы, результат собственных бессистемных наблюдений и размышлений. В своей профессиональной научной работе привык я быть на пике знаний и с этого пика судить о состоянии предмета исследования, поэтому, приступая к написанию данного очерка, испытываю чувство неловкости перед истинными знатоками еврейской культуры, перед высокообразованными профессионалами в этой области[1]. Тем не менее, есть как минимум два обстоятельства, влекущие отбросить сомнения и поделиться с читателями своими мыслями и, может быть, переживаниями.
Нобелевские премии — международные премии, названные по имени их учредителя шведского инженера-химика Альфреда Бернхарда Нобеля. В году Нобель приобрёл металлургический концерн Бофорс, который стал крупнейшим производителем вооружения. За свою жизнь Нобель накопил внушительное состояние. Большую часть дохода он получил от своих изобретений, среди которых самое известное — динамит. В году Альфреда Нобеля "погребли заживо".
Книга посвящается последним людям почти исчезнувшего с лица Земли реликтового народа — ашкенази. Они ушли из этого мира на наших глазах, а мы, занятые своими делами, как-то и не заметили этого… Почтим память покойного этноса минутой чтения моей книги! Скажу еще, что к жизни «дна» я подходил с одной простой меркой: я готов был считать хорошим то, что приносит долголетие, гарантирует здоровье — физическое и моральное, и плохим то, что укорачивает человеческий век, порождает страдания, делает людей тщедушными карликами, извращает их психику. Для того, чтобы написать эту книгу, у меня было несколько причин — и личных, и профессиональных. Евреи всегда присутствовали в той среде, в которой я вращался. И в Петербурге, где они были совершенно такими же, как остальные члены того же общества, не лучше, не хуже.
